Неформальная группа: ищем себя.Журнал Смена

Сегодня мы обращаемся к прессе, надеясь узнать нечто новое о себе, своих детях, близких и соседях — обо всех нас, о нашем обществе, каждый раз вглядываясь, чтобы удовлетворенно кивнуть — похоже! Или раздраженно скривиться — опять трескотня! Но часто действительно трудно определить: похоже или надуманно? Старые трафареты, которыми мы пользовались, определяя достоверность собственного изображения, рассыпались в прах. А как быть с новыми?

Что ни день — публикации о «неформальных» группах и самодеятельных объединениях молодежи. Но чем больше статей, тем меньше ясности. Спорно все. И терминология (почти всем не по душе термин «неформальные», появившийся в разгар борьбы с формализмом), и оценка молодежных объединений (негативная или позитивная), и социальное содержание молодежной инициативы. Последнее, на мой взгляд, самое важное. Наверное, вскоре мы поймем, почему возникли новые явления в молодежной среде, где их истоки. Анализ причин распространения стихийно возникающих молодежных объединений должен дать ответ на принципиальный вопрос: что нового вносят они в наше общество? Что дают всем нам? Что меняют в системе общественных отношений?

Коварная статистика

Надежным компасом в море проблем принято считать статистику. Обратимся к ней и мы. Казалось бы, чего проще? К вездесущей статистике апеллируют и участники бесчисленных ныне дискуссий, посвященных проблемам молодежи, — и ученые, и энтузиасты, и культпросветработники, и юристы, и сотрудники МВД. Но стоит приглядеться повнимательней, как тут же замечаешь: «заинтересованные лица» с горячностью рассуждают, казалось бы, об одном и том же, однако при этом каждый тянет «одеяло» на себя, для убедительности размахивая ведомственной отчетностью.

Культпросветработники, например, орудуют просто астрономическими цифрами. По их подсчетам, количество «любительских объединений» уже давно превышает десятки тысяч. Бесспорной признается необходимость наращивать клубную базу (материально-техническую, организационную, финансовую) для максимального приспособления ее к тем 150 видам досуговых увлечений, многие из которых реализуются сегодня в «неформальных» группах.

Логика, лежащая в основе разбухшей профсоюзной статистики, проста и понятна: стоит собраться «каким-то» любителям «чего-нибудь», их тут же можно объявить новым «объединением по интересам», завести на них учетную карточку и тем самым включить в орбиту отчетности.

Последствия подобной статистической всеядности нетрудно предвидеть. Если наблюдается рост молодежных любительских объединений, то его можно и планировать. А планируем в культуре мы пока все тем же пресловутым способом «от достигнутого». Вот и оказывается Андрей Сорокин, заместитель директора Дворца культуры ВЭФ, перед дилеммой: либо в угоду отчетности увеличить количество любительских молодежных объединений в 1987 году в полтора раза, либо не выполнить плановое задание со всеми вытекающими последствиями.

Бесспорно, работа по созданию любительских объединений необходима. Хвала и честь работникам культуры, добросовестно ее ведущим. Коварство клубной статистики в другом: рост количества зарегистрированных в клубных ведомствах «любителей» никак не сказывается на состоянии дел в «неформальных объединениях» молодёжи. Казалось бы, увеличим в сотню, в тысячу раз объем регистрационных карточек, дадим задание Андрею Сорокину приютить у себя во дворце еще десяток-другой молодежных групп (не отчитаться на бумаге за них, а именно приютить!) — и ситуация с «неформальщиками» нормализуется, количество их резко пойдет на убыль, так как большинство перейдет под клубные крыши и станет объектом планомерной работы. Но жизнь не поддается административному схематизму. Социологи подсказывают, что две трети членов неформальных групп не перешли бы в объединения, хоть и отвечающие их интересам, но созданные при учреждениях культуры. Даже если они будут ближе к дому.

Выходит, счетчик профсоюзной статистики крутится впустую, а мы по-прежнему в плену валовых показателей? Разберемся, что же он считает.

А считает он объединения, в основе которых лежит интерес к какому-либо занятию. В недавно принятом (и предварительно согласованном в 12 министерствах и ведомствах!) Положении о любительском объединении перечислены почти все направления их деятельности. В этом-то механическом последовательном перечислении и скрыт парадокс: в одном ряду оказываются любители аквариумных рыбок и рок-группа «Аквариум», собаководы и члены политических дискуссионных клубов, кактусисты и защитники исторических памятников. Все зачислены на равных: любители аэробики и фантастики, футбольные болельщики и театралы, меломаны и нумизматы, авторы песен и изобретений, поклонники балета и сыроедения... Любой интерес в сфере досуга теперь защищен замечательным документом.

Но профессиональное чувство мешает мне успокоиться, досаждает вопросами. Правомерно ли вообще подобное перечисление самодеятельных объединений молодежи? Соизмеримы ли они? Что если социальная природа их различна?

Что же получается? За словечком «интерес», призванным уравнять в правах все самодеятельные молодежные объединения, бесспорно, скрыты разные и часто несопоставимые общественные интересы. В одном случае — это интерес к хитросплетениям вязальных спиц, а в другом — интерес к защите окружающей среды или к внедрению технологических новшеств. Социальное содержание этих интересов отнюдь не тождественно.

Трудно загнать в рамки досуговых интересов существующее с 1960 года многотысячное движение студенческих дружин по охране природы. Не вместить в прокрустово ложе профсоюзных классификаций и растущие ныне молодежные объединения, связанные с трудовой сферой, с решением крупных общесоциальных, экологических проблем, с экспериментами в области воспитания, образования и организации общения, проводимыми в МЖК, и многое другое.

Вот почему, я думаю, самодеятельность молодежных групп ни в ближайшие годы, ни в будущем не перельется в предуготовляемый ей прекрасный сосуд клубных учреждений, а будет, несмотря на фанфарную статистику, тем мерцающим огоньком, который еще немало нервов попортит всем, кто любит «решать вопросы» под одну гребенку.

На кого они похожи?

Однако не будем наивными, сегодня «шикарной» статистике далеко не все склонны доверять. У нее появились сильные конкуренты. Один из них — пугающие, иногда прямо-таки зловещие зарисовки некоторых «неформальных» молодежных групп, мелькающие на страницах печати. Почти каждый день рождаются обоймы броских названий, подобных шаманским заклинаниям: «панки», «люберы», «фураги», «митьки», «фанаты», «ватники», «фуфаечники», «системщики», «металлисты»... И всех их тоже причисляют к неформальным объединениям.

Конечно, далеко не все подобные газетные публикации равноценны и позволяют разглядеть за смачно описанным гардеробом «неформальщиков» реальное социальное явление. Тем не менее они подводят нас к вопросу принципиальной важности: что же считать негативным в молодежной среде? Каковы причины появления молодежных групп антиобщественной направленности? Что разграничивает позитивное и негативное в самодеятельности молодежных объединений?

Это сейчас вопросы у нас растут, как снежный ком. А ведь еще несколько лет назад мы заранее знали на них ответы. Именно благодаря этим ответам в общественном сознании сложилось несколько расхожих штампов, по которым оценивались новые явления в молодежной среде. Некоторые из них не изжиты до сих пор. К примеру, для многих участников дискуссий по проблемам молодежи мысленной моделью неформального объединения становится группа раскрашенных подростков, избравших кумиром певца, спортивную команду или музыкальный жанр и выделяющих себя чаще всего наиболее доступным способом — деталями одежды.

Действительно, подобных групп молодежи сейчас немало. Поклонники, нередко именующие себя фанатами, сосредоточены в многочисленных фан-клубах. В Ленинграде, например, активно действуют клубы поклонников рок-групп «Алиса», «Аквариум», «Секрет», несколько объединений «металлистов», фан-клубы «Айсберг» (поклонники А. Пугачевой) и «Верооко» (поклонники В. Леонтьева). Поклонники металлического рока — это в основном выпускники ПТУ, учащиеся техникумов и молодые рабочие. Время пребывания в фан-клубе обычно год-два, после этого увлечение вытесняется либо житейскими заботами, либо другими интересами. Надо иметь в виду, что сама музыка «хэви метал» — это наиболее экспрессивная, с жестким ритмическим рисунком, эмоционально напряженная, неусложненная часть рок-музыки. Поэтому неудивительно, что ее поклонники «рекрутируются», как правило, из тех, кто вырастает в эмоционально обедненной среде, включен в достаточно однообразные виды труда и общения, нередко испытывает дефицит социальной поддержки.

Любопытно, что доля правонарушителей из числа «металлистов» не выше, чем в любой другой молодежной среде. По свидетельству Бориса Малышева, руководителя дискотеки «Невские звезды», «пасущего» одну из наиболее многочисленных групп поклонников «тяжелого металла», его подопечные отличаются организованностью и с милицией не конфликтуют. Среди «металлистов» встречаются и студенты, и молодые люди с высшим образованием, хотя' подавляющее большинство имеет среднее образование или еще учится. Представление же о «металлических» подростках как о дебилах, дуреющих от музыкального грохота, мягко говоря, ошибочно. Оно провоцирует, с одной стороны, нетерпимость общественного мнения, а с другой, под влиянием этой нетерпимости и в противовес ей, — консервацию подросткового нигилизма и манерничанья.

Кстати, о манерах и одежде. Многие недоумевают: к чему им все эти заклепки, цепочки, браслеты? Бывает, что и с ответом торопятся: «оттуда это, из-за кордона». Что ж, многое мы пока носим «оттуда», некоторые даже «от Кардена» и «Сен-Лорана». Между прочим, наши «металлисты» в основном дети из мало- и среднеобеспеченных семей. «Вы носите золото, а мы — простой металл», — встречался мне и такой мотив. И все-таки нужно за этими «заклепочными чудесами» увидеть реальную и острую социальную проблему: за последние двадцать лет как-то незаметно одежда стала довольно точным показателем имущественных, корпоративных («блатных») и нередко должностных возможностей ее обладателей. Причем в наибольшей степени эти процессы затронули именно динамичную молодежную моду. Одежда взрослеющих детей стала ложиться существенным бременем на бюджет родителей. И, несмотря на усилия нашей легкой промышленности, юноши и девушки не могут быть самостоятельными в покупке тех вещей, о которых им все воспитатели советуют как можно меньше думать.

Сейчас мы прочно стали на путь расширяющейся демократизации общественной жизни. Много еще предстоит сделать на производстве, в сфере управления, в комсомоле. Мне хочется лишь подчеркнуть, что демократизация должна затронуть не только людей, но и вещи. Да, если хотите, наш стиль жизни, общение и манера одеваться должны стать демократичнее. Это предполагает и доступность модных вещей для молодых, и нашу терпимость в отношении некоторых их чудачеств по этой части. Молодежная мода — вещь отнюдь не второстепенная и не должна слепо следовать фантазиям модельеров. С ее помощью мы. разумеется, не решим многих важных наших проблем, однако внести существенные коррективы в поведение молодежи ей вполне по силам.

А пока что одежда молодых людей может влиять — на что бы вы думали? — на ту же статистику. И вот как это происходит.

Социологический опрос «неформальщиков» в Ленинграде мне помогали проводить ребята из обкома комсомола. «Металлисты» с любопытством и готовностью заполняли анкеты. Беседа затянулась: обе «высокие стороны» оказались интересны друг другу, и разговоры продолжились уже в метро по пути домой. На станции «Площадь Восстания» группу из четырех человек: инструктора ЦK ВЛКСМ Владимира Ульянова, инструктора Василеостровского РК ВЛКСМ Александра Кострикина — при галстуках, а двух «металлистов» — при цепях, заметил дежурный милиционер и в категоричной форме предложил им продолжить беседу в ближайшем отделении милиции. Так что одну из анкет, заполнявшуюся уже там, мне передали в качестве сувенира.

Зададимся вопросом: как формируется статистика «постановки на учет», которая нередко существенно заземляет все наши разговоры об увлечениях молодежи? Насколько она свободна от субъективизма инспектора, оценивающего одежду, прически, манеры и нравы молодых людей? Кажется, давно уже договорились не мерить линейкой ширину брюк и длину волос, но оказалось, что сменился лишь объект специального разбирательства: теперь это «петушки» на голове и металлическая экипировка.

Патент на новизну

Спору нет, профилактика правонарушений среди подростков остро необходима. И работы здесь непочатый край. Сомнительна лишь сама процедура сведения проблемы неформальных объединений к вопросам группового, «отклоняющегося» поведения. Не думаю, что многочисленные «тусовки» («сборища» на языке старшего поколения) около метро, на проспектах или в парках служат примерами качественно новых явлений в молодежной среде. Они-то скорее традиционны (как, впрочем, и более опасные околопреступные группы). Кто из нас, взрослых, не прошел через такие ершистые компании? И ничего, благополучно выросли из них, обогатившись не только сленгом и манерами, но нередко и друзьями на всю жизнь.

Так в чем же социальное содержание множащихся неформальных объединений молодежи? Что нового вносят они в наше общество? Жажду деятельности? Да, да, не потребления, а созидающей деятельности, производства.

Нам предстоит разрушить еще один штамп, внедрившийся в общественное мнение: привычку корить молодых потребительством и инфантилизмом, за которыми в действительности скрываются процессы вытеснения молодежи на периферию общественных отношений (в сферу досуга, спорта, развлечений)...

Ну что ж, растянутые сроки обучения, неразумные возрастные ограничения при приеме на работу, энергия возраста и здоровья, житейская неопытность — все это делает досуг весьма значимой сферой социализации молодежи. Ориентации на потребительство тоже не обошли многих юношей и девушек. Однако типологический анализ возникающих молодежных объединений (и в сфере досуга в том числе) показывает: большинство их настроены (порой весьма нетерпеливо) на то, чтобы что-то сделать, создать, разработать, изобрести, вмешаться, участвовать, поразить!

Даже члены фан-групп проявляют завидную предприимчивость в организационной работе вокруг своих кумиров, обеспечивая им рекламу, информационное обслуживание, связи с прессой, публикой и культурными учреждениями. Как-то не вяжется называть эти «импресарио-коллективы» потребителями. Иной раз и пожалеешь, что наши симфонические оркестры и классические квартеты не имеют своих фан-клубов в условиях позорно устаревшей рекламы «высокой» музыки.

Показательно, что в названиях едва ли не 80 процентов самодеятельных молодежных объединений встречаются слова «экспериментальное» или «творческое». В Ленинграде, например, сейчас существует множество «творческих групп, клубов и ассоциаций», «экспериментальных лабораторий и товариществ», «музыкально-театральных и литературных студий», «инициативных групп, комиссий и бюро». Попадаются словосочетания, свидетельствующие о том, что фантазия в изобретении имен у нас еще не оскудела: «Комитет по извлечению звуков из различного рода инструментов», «Театр-студия на подоконнике», «Клуб удивительных игр». «Бюро экологических разработок», «Центральная комиссия по аномальным явлениям окружающей среды», «Телефонный эфир» и т. п.

Все они существенно отличаются по численности состава (от 15 — 20 человек в объединении до 300), целям, программам, средствам и методам работы. Однако при всем том в деятельности молодежных объединений есть то общее, что и придает ей социально значимый смысл.

Все они возникают, как правило, на границах различных отраслей общественного производства, ведомств, то есть там, где назрели острые социальные проблемы, а «официальные» организованные формы их решения либо безнадежно устарели, неэффективны, либо еще не созданы вовсе. Стихийно возникающие самодеятельные объединения молодежи, по существу, занимают зоны слабых социальных контактов, создают новые типы социальных связей между людьми и в целом расширяют возможности всего нашего общества.

Именно такова функция молодежных инициатив в области защиты окружающей среды, охраны памятников истории и культуры, синтеза различных жанров искусства, культуротворческой деятельности, социальной взаимопомощи и общения. Есть ли тому подтверждения? Есть и, надеюсь, умножатся, если мы откажемся от еще одной типичной предвзятости: считать «стихийное» синонимом чего-то по меньшей мере сомнительного, аморфного и болезненного. А ведь стихийно развивавшаяся (не предумышленная, не запланированная!) социальная активность молодежи, направленная (при всех ее издержках) на конструктивное вмешательство в общественную жизнь, свидетельствует как раз о зрелости социалистических общественных отношений, их способности к саморазвитию.

Слово берут непрофессионалы

Наивно считать «непрофессионализм» большинства молодежных объединений в вопросах экологии, культуры социального устройства и т. д. показателем их «ущербности». Поиск правды не может быть привилегией «профессионалов».

Мы все недавно с напряжением следили за острой дискуссией вокруг судьбы северных рек. Общественная инициатива старшего поколения, прежде всего наших писателей, стала для молодежи уроком действенности общественного мнения, выступившего против технократических амбиций.

А как быть с судьбой отечественной архитектуры, нашей исторической памятью, стилем и образом жизни, организацией социальной взаимопомощи? Тогда почему бы молодежной инициативе не превратиться в экспериментальный плацдарм, на котором проходят испытания новые способы организации общественных отношений? Не будем забывать, что испытания эти ведутся в жестких условиях прямой проверки их на эффективность, целесообразность, гуманистичность и демократизм. Надуманное, искусственное и анемичное «стихийно» не выживает...

В 1986 году в Ленинграде заявила о себе группа «Спасения памятников истории и культуры». Ее удалось определить под крышу центра творческой инициативы Дома культуры имени Ильича, в который, помимо нее, вошли: «Бюро экологических разработок», ансамбль политической песни «Грандола» и театр пантомимы «Арлекин». В актив группы «Спасения» входят 22 человека: молодые архитекторы, реставраторы, инженеры, историки, студенты университета и инженерно-строительного института. Группа «Спасения» оказалась способной мобилизовать общественное мнение в защиту памятных мест, связанных с жизнью и творчеством Ф. М. Достоевского, организованно отметить лицейскую годовщину (19 октября 1986 г.) митингом в защиту дома Дельвига и добиться отмены запланированного решения о его сносе.

Но вот возникла сложная ситуация в самом центре города в связи с реконструкцией гостиничного комплекса «Астория» на Исаакиевской площади. Был осуществлен снос одного из принадлежащих ему зданий — бывшей гостиницы «Англетер», в которой трагически оборвалась жизнь С. Есенина. Фасад этого дома будет восстановлен по старому проекту. События, разыгравшиеся на площади 17 — 21 марта 1987 года, свидетельствуют, на мой взгляд, о том, как нелегко нам еще добиваться оперативного взаимодействия общественных организаций и государственных учреждений: группа «Спасения» и поддерживающая ее молодежь, протестуя против ее сноса, прибегали, по сути, к устаревшим демагогическим средствам, а работникам горисполкома не удалось немедленно (!) привлечь печать и телевидение для разъяснения положения дел. Посреднические действия комсомола также не увенчались успехом. И в результате мы все понесли поражение... и продвинулись вперед! Вперед — в приобретении нового социального опыта, в проверке жизнеспособности новых «социальных технологий», по которым осуществляется принятие управленческих решений.

Как оценить подобные ситуации в развитии движения неформальных объединений? Как позитивные или негативные? Боюсь, что для ответа нам не хватит двух этих красок и никакая статистика не поможет. Надо думать. И не лишать этой приятной обязанности ни одну из конфликтующих (или сотрудничающих?) сторон.

Стандарты и «штандарты»

Непросто складываются дела и у объединений политической направленности. Не изжиты еще попытки «отчислить» из молодежных политических клубов всех «некомпетентных», «нестандартных», «примазавшихся».

Научно-исследовательский центр ВКШ при ЦК ВЛКСМ провел «круглый стол» по самодеятельным объединениям молодежи. Об интересном опыте агитационно-пропагандистской работы клуба «Планета» рассказывал преподаватель из Оренбурга О. А. Свиридов. Но вот что настораживает: для вступающих в этот клуб ребят введен экзамен, проверка, так сказать, профессиональной компетентности. Конечно, в определенных случаях это может быть и оправданно. Но жизнь уже со всей убедительностью показала, что таким путем мы политическую культуру молодежи не повысим. Реанимируя отжившие формы массово-политической работы с молодежью, мы рискуем оттолкнуть от себя, большую часть «непросвещенных» юношей и девушек.

Некоторое время назад практиковалось изобретение искусственных патриотических начинаний, походов, десантов. Особенно пострадала от такого формотворчества, имитирующего общественно-политическую активность, наша школа. Для того чтобы остановить этот поток, пришлось даже принимать специальное «запретительное» постановление Бюро ЦК ВЛКСМ. Между тем, анализируя заявленные «неформальщикам» Ленинграда программы деятельности, я обнаружила одно объединение, поставившее, на первый взгляд, странную цель: создать точную копию фрегата «Штандарт» Петра I. Вскоре выяснилось, что эта инициатива комсомольцев Морского торгового порта направлена на создание морского клуба — объединения подростков вокруг живого, увлекательного дела, которое займет руки и даст пищу уму, заставит изучить яркие эпизоды отечественной истории. Идея реконструкции фрегата «Штандарт» вряд ли могла родиться в кабинетах.

Включение молодежи в реальные политические отношения происходит не только в ходе каких-либо политических акций, выполнения общественных поручений, но и тогда, когда молодым людям приходится отстаивать свои и наши (во многих случаях далеко не «любительские») интересы, добиваться права отвергать, обсуждать или ускорять управленческие решения различных ведомств.

Общественная практика лишена той «дистиллированной» атмосферы, которая царила еще недавно в комсомольских политшколах и агитационных бригадах, зато она хорошо помогает ускоренному взрослению. Значит, политическая культура юношей и девушек формируется отнюдь не только в специализированных политических клубах, а в любой самодеятельности, когда они вступают в реальные общественные отношения и несут полную ответственность за предпринимаемые действия.

***

Так что же нам делать со всем этим пестрым множеством молодежных групп?

Не бороться и не заискивать, не пугаться и не пренебрегать, а учиться сотрудничать! Сотрудничать и ломать наши упрощенные представления о собственном обществе. Понять его сложную внутреннюю структуру, не отсекая элементы, кажущиеся излишними, «привнесенными». Работая с «неформальной» молодежью, мы сами должны научиться жить в неформальном обществе.

В условиях гласности и расширяющейся демократизации общественной жизни самодеятельные объединения молодежи могут стать экспериментальной базой комсомола, включиться в работу по перестройке нашей жизни. Станут ли — зависит от нас. И в заключение обратимся еще раз к статистике, теперь уже комсомольского ведомства. Последние данные социологического обследования (март 1987 года) в Москве: к участникам «неформальных» групп относят себя 52,7 процента молодых инженерно-технических работников, 65,1 процента молодых рабочих, 71,4 процента студентов, 71,7 процента десятиклассников, 89,4 процента учащихся ПТУ. Среди них — 60 процентов комсомольцев.

Неужели мы не сумеем использовать их социальный потенциал?